"Слово об Илье Черневе"

К прочтению  предлагаются строки бурятского писателя Африкана Бальбурова о писателе Илье Черневе, которые были написаны после горестного события - смерти писателя. Очерк интересен для любителей литературы и истории, изучающих и познающих старообрядчество Забайкалья.

Африкан Андреевич Бальбуров (1919—1980) — бурятский советский писатель, публицист, собиратель фольклора, Народный писатель Бурятской АССР (1972 год), лауреат Государственной премии Бурятской АССР за 1974 год.

Наконец-то мы получили возможность опубликовать записки Я. Жигалина, старого коммуниста, участника гражданской войны. Все как-то складывалось, что «Таежная экспедиция» отодвигалась из номера к другому, и к нам из Москвы шли письма с грустными дружескими укорами от редактора этих записок, нашего старого друга Ильи Чернева. «Таежная экспедиция» Я. Жигалина — но причем здесь «Слово об Илье Черневе», авторе «Семейщины» и «Моего великого брата»? Такой вопрос вполне может возникнуть. Отвечая на него, я хочу рассказать поподробнее об одной удивительной черте характера Ильи Чернева, нашего талантливого земляка, одного из маститых советских писателей, чьи произведения по праву вошли в золотой фонд советской литературы . Зимой прошлого года, работая в Доме творчества в Переделкино (писательский городок под Москвой), я часто захаживал на квартир) Александра Андреевича (Илья Чернев — литературный псевдоним, писателя звали Александр Андреевич Леонов). Почти всякий раз я заставал его в те дни за работой над рукописью — воспоминаниями одной старой деятельницы, прожившей большую интересную жизнь. — Вот закончу работу над этой рукописью, — устало потянувшись, сказал Александр Андреевич, — возьмусь знаешь за что? Я не мог знать, за что возьмется Чернев. Он взглянул на меня озорно блеснувшими глазами и засмеялся. — За роман о Блюхере! И он стал вдохновенно рассказывать мне, пересыпая свою речь остротами, на которые он был большой мастер, великолепный план задуманного романа. Оказывается, Илья Чернев уже давно исподволь собирал материалы по своему замыслу. — Накопления уже заканчиваются, — говорил он. — Громадный же был человек Блюхер! Между прочим, я раскопал интересную штуку многие подозревали, что Блюхер и автор записок военного советника Сун Ят-сена мифический генерал Гален — это одно и то же лицо. Ни чего подобного! Другое дело, Блюхер — это вовсе не Блюхер, а самый что ни на есть русский человек с русской фамилией: Василий Константинович Медведев. Интересно ведь, а? Орден Красного Знамени номер один получил Блюхер, орден Ленина номер один — опять-таки он Какая жизнь! . — Но почему ты не за этим романом- сидишь, а правишь какую-то чужую рукопись? — спросил я. Мой собеседник переменился в лице. Оно у него посерело, помрачнело. Походило, будто после ясного дневного сияния на все кругом пала тень от облака, загородившего на миг солнце. — В газете «Правда Бурятии» лет пять назад напечатали письмо моих земляков. Пишут мои дорогие семейские из села Никольское Мухоршибирского района, — не отвечая на мой вопрос, глухо заговорил Чернев. — Упрекают, что не продолжаю работу над темой семейщины. Пишут, что я должен показать в большом полотне действительное чудо: за какие-нибудь три десятилетия сектанты-староверы стали активными колхозниками, людьми культурными и даже, пишут, образованными. Правильно упрекают. Давно я мечтаю о такой книге. Но надо ведь для этого надолго ехать в Забайкалье. Вот закончу роман о Блю­хере, поеду. — Ты мне не ответил, — упрямо переспросил я, — почему сидишь над какой-то чужой рукописью, а не пишешь свой роман? Чернев встал с места и, сутулясь, необычными для него, потяжелевшими шагами подошел к окну. Он долго смотрел на крупные хлопья медленно и мягко падавших снежинок. — Ты, конечно, прав, — сказал мой друг. — Старику не следовало бы тратить свои силы ни на что другое, кроме как на роман. Кто знает, долго ли еще проживу.... Очень и очень ты прав. Но знаешь, не могу ничего поделать. Всю жизнь я помогал молодым литераторам . Дело не в том, чтобы люди в результате моей помощи становились литераторам и Ты пойми правильно: я говорю «молодые литераторы» в смысле «начинающие». Обращаются же ко мне, как правило, люди пожившие, а порой даже совсем старые. Это люди, жившие настолько интересно, что им просто нельзя не написать о своей жизни. Как тут не поможешь'.. Слушая Чернева, я вспомнил, как он целых три месяца потратил на редактирование романа Иосифа Тугутова «Побратимы». Роман был напечатан в нашем журнале. Никогда он никому не отказывал в помощи. То правит какой-нибудь перевод, то переписывает своим четким аккуратным почерком чьи-нибудь мемуары. Щедрый талант, неутомимый человек! Илья Чернев не только редактировал людям рукописи. Сколько раз я видел его высокую сутуловатую фигуру в издательствах, видел, как он с поразительной настойчивостью продвигал выправленные им рукописи в печать. И нам писал он раза три, чтобы ускорить напечатание «Таежной экспедиции» Я. Жигалина. Сижу вот сейчас, читаю жигалинские записки, и в памяти всплывает образ дорогого чем нам, бурятским писателям, друга, постоянного друга и наставника нашего «Байкала». И еще всплывает в памяти: начало лета в Дом е творчества в Одессе; я возвращаюсь с прогулки по берегу Черного моря; издали вижу, как бежит ко мне навстречу Борис Кауров, поэт, живущий в Барнауле, наш земляк из Малого Куналея, что в Бичурском районе. — Слышал? — кричит он. — Чернев умер!.. Помню, что-то острое и холодное сдавило сердце. Оглушенный, я сел на скамью. И сразу же вспомнилось, как он несколько раз повторил мне при последней наш ей встрече: — Помяни мое слово, как закончу с романом, так сразу же — в Забайкалье. Надолго, а может быть, даже навсегда. Пусть читатель знает все это, читая «Таежную экспедицию» Я. Жигалина. Пусть он знает, что над этими записками трудился, редактируя их для нашего журнала, большой души человек, наш чудесный друг Илья Чернев. Вечная и добрая ему память!

А. БАЛЬБУРОВ . Журнал "Байкал" 1962 год.